Книга Убойная линия. Крутые меры - Илья Бушмин

Мельник еще не был в курсе, что у меня на руках чистуха, подписанная Суриком собственноручно.

– Сто рублей, – отозвался я. – Как раз на чекушку водки в той дыре, где мы его взяли.

Мельник покачал головой.

– На бабе двенадцать ножевых. Из-за ста рублей. Из-за гребанных ста рублей.

– Из принципа он, Дим. Не из-за денег.

– Чего он тебе там наплел? – Мельник подозрительно уставился на меня, но, не получив ответа, тут же обо всем забыл. – Зато палку срубили. Мокруха, да еще по горячим следам. Шеф такое любит. Теперь недели две можно вообще не напрягаться.

Мельник во всем находил хорошую сторону. Я тоже пытался, честно. Но не всегда выходило. Раскрытие – это, конечно, хорошо, но… Знаете, когда тебе 20 лет, когда ты после армии решаешь пойти в правоохранительные органы, чтобы искать преступников, раскрывать убийства и все такое прочее – тогда ты даже не подозреваешь, что 90% того, с чем ты будешь иметь дело – это бытовуха. Пьяные поножовщины. Семейные скандалы, закончившиеся ударом ножом, черепно-мозговой травмой, броском из окна и так далее. Я не вру, около 90%. Есть у нас, конечно, и настоящие преступления, а не только «жена пилила мужа, схватила скалку и проломила ему голову» или «муж пил, жена была недовольна, мужу это надоело и он перерезал ей горло». И когда ты сталкиваешься с чем-то серьезным, вроде заказного убийства, то понимаешь – вот оно. Ты вспоминаешь, ради чего вообще когда-то пошел на эту работу. Тебе – интересно! Ты вспоминаешь, что мы же тут вроде как сыщики, а не только эдакие санитары-уборщики, обреченные на бесконечную, безостановочную, пугающую в своей масштабности картину резни нашими дорогими согражданами ближнего своего. Но ситуация здесь в том, что действительно интересные, крутые дела нам доставались нечасто. Мы с Мельником – только одна из групп в убойном отделе. Мы не ходим у Варецкого в любимчиках, поэтому все «вкусные» дела забирают себе более приближенные к «телу» команды, либо же другие отделы. Например, отдел по особо важным, который подчиняется непосредственно начальнику городского УВД.

В общем, не верьте сериалам. Убойный отдел – это вам не романтика, секреты, роковые женщины, сложные расследования и погони наперевес с пистолетом. Убойный отдел – это когда ты в 24.00 торчишь в управлении, выслушивая сначала протрезвевшего уголовника, пустившего кишки своей матрене.

Потом мы наконец отправились по домам. Я – как всегда – был на машине, поэтому – тоже как всегда – предложил Мельнику его подбросить.

– Меня к Светке.

– А не поздно?

– Обещал ей Пашку проведать.

– Ему восемнадцать? – вспомнил я. – Взрослый уже. А ты с ним, выходит, все нянчишься?

Мельник протяжно вздохнул.

– Макс, ну так сын все-таки. Я не стану заезжать к нему, он ко мне тоже не будет. Для него же «отец» пустое слово. И что тогда? Чем все кончится? Тем, что он меня на улице не узнает, если увидит? – Мельник отмахнулся. – Я должен делать какие-то усилия. В надежде что когда-нибудь он мне, ну, не знаю, старость скрасит. Телевизор купит. Продукты там, когда я совсем старый буду. Или стакан воды хотя бы поднесет перед смертью, понимаешь?

– Пить, говорят, тогда на самом деле не особо-то и хочется.

Мельник был разведен. Как и многие из наших. Ненормированный рабочий день, постоянные сверхурочные, вечные суточные дежурства, а еще стрессы, алкоголь и прочее, прочее, прочее. За годы работы в ментуре я навидался и наслушался много жизненных драм, когда семьи разрушаются из-за проклятой работы…

…Но у меня – тфу-тьфу, чтоб не сглазить – все было совершенно иначе.

Таня вышла, когда я сидел на тумбочке прихожей и тихонько стаскивал с себя ботинки.

– С ума сойти, – она улыбалась. – Я думала, только под утро нарисуешься.

– Клиент попался сговорчивый.

– Я тебя умоляю, только без подробностей! Мне того случая хватило, когда Дашка в школе про жмура рассказывала.

– Хватит уже! – прорезался из детской голос. Топот, и в прихожей возникает это 11-летнее чудо. Длинные всклокоченные волосы и странная угловатая фигура еще не подростка, но уже и не ребенка вовсе. – Один раз было, а вы все ржёте!

– Это еще что за «ржёте»?

– Пап, привет. А я сегодня то стихотворение рассказала лучше всех. Некоторые вообще не выучили. А меня похвалили.

– Класс, – заверил я. – Пятерку хоть поставили?

– Ну я вообще не спрашивала. Но похвалили.

Прям как у нас. Устная благодарность от руководства пусть будет вам наградой. Под эти оптимистичные мысли я отправился на кухню разогревать остывший, но все-таки ужин. Когда я ковырялся в тарелке, из детской донеслось нервное:

– Это что такое? Ах ты засранка!

Вот знаете, бывает, придешь домой намного раньше, чем планировал. И, казалось бы, можно провести чуть больше времени с семьей и все такое. Но тут же выясняется, что в то время, пока ты обычно отсутствуешь, семья приспособилась замечательно жить без тебя.

Напихав в рот еды с запасом, я переместился по квартире. Дашка всхлипывала, с глазами на мокром месте разбирая постель, а сердитая Таня лихорадочно – знаете, почти что со свистом – листала школьную тетрадь дочери.

– Время ночь уже! – голос Тани, которая заметила меня, и это стало командой к началу тирады, звенел, – Ей в школу в шесть сорок вставать, в шесть сорок! Весь вечер спрашивала: «Даш, ты уроки сделала?» – «Конечно, сделала!». И что ты думаешь? Ничего она не сделала! – страницы снова засвистели. – Где? Пусто! Ничего!

– Я не обманывала, я просто забыла!

Так. Раз уж вернулся пораньше, пора и в воспитании участие принять. Раз уж случай сам представился. И пусть потом никто не говорит, что дочь растет без отца.

– Дашка, что за дела, – я был строг, – Что значит «забыла»? У тебя что, так много обязанностей? Как можно взять и забыть? А дневник тебе для чего?

– Все, Максим, хватит уже.

Я вытаращился на Таню, не веря. Но это была она. Вот тебе и поддержал жену в воспитании.

– В смысле – хватит? Вы оретесь, я прибежал, встал на твою сторону… В прошлый раз я Дашу защищал, мы с тобой потом два дня не разговаривали. Ты разозлилась, что мы не единым фронтом выступали. Ну вот, сейчас было единым фронтом. Но тут же ты меня берешь и затыкаешь. Как это вообще понимать?

Фырканье. Закатанные глаза.

– Чем так, лучше уж никак. Ты на нее наорешь, а кто ее потом успокаивать будет? Ты? Или ты с ней уроки потом делать будешь? Иди уже, ешь себе.

И вот у кого терпения бы хватило? Злой, я хлопнул дверью и вернулся на кухню. Мне вдогонку звенел голос Тани:

– И не надо дверью хлопать!

Вот тебе и вернулся домой пораньше, чем обычно. Я уже видел, как в следующий раз, когда встанет выбор, вернуться пораньше к семье или пропустить с Мельником кружечку-другую, маятник качнется в иную сторону.